Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года - Лев Александрович Данилкин

что-то грызла крыса. Потом глухо и страшно что-то ухнуло. Раздались стоны и вопли, от которых даже у меня, человека, сидевшего в светлой лаборатории и знавшего, что идет эксперимент, побежали мурашки по спине. В то же мгновение врачи включили зычные ревуны, способные оглушить и разъярить любого человека. В камере забегали алые, синие и зеленые лучи. Огненные вспышки, слепящие молнии в сочетании с ревом и шипением могли свести с ума любого [27].

…вырабатывается способность плодотворно работать и не прерывать свою деятельность даже при помехах. В качестве помех используются музыкальные ритмы, внезапные слуховые раздражения (сирена, джаз, трещотки и т. п.), световые воздействия (яркие вспышки). Это напоминает испытания героев народных сказок и мифов, идущих к заветной цели. На своем пути они встречают всевозможные преграды и препятствия, слышат голоса, видят вспышки огней, узнают образы близких людей, пытающихся отклонить их от верного пути. Человек в сурдокамере, как герой сказок, не дает отвлечь себя от стоящей перед ним задачи, выполняет ее несмотря ни на что [17].

С Поповичем повторили тот же эксперимент: погас свет, в сурдокамере что-то зашипело, захрюкало и засвистело. Потом заметались жуткие лучи, ударили в набат невидимые колокола. В те секунды, когда слепящие лучи метались по камере, высвечивая то лицо космонавта, то приборы, то кресло, то стены, мы увидели широко раскрытые глаза Поповича – он хохотал, от удовольствия размахивая руками, и даже прыгал. “Во дают! – кричал он. – Во дают!” [27].

Гагарину “в полете” был задан “перевернутый” распорядок дня: днем он должен был спать, а ночью нести вахту. Юрий быстро перестроился: он без труда освоил новый рабочий ритм. Надо работать – он четко проводил методики, был организован и дисциплинирован. Наступал отдых – Юрий ложился, быстро засыпал, сон был глубоким, спокойным. Просыпался в точно назначенное время и сразу приступал к делу. Во время пребывания в СБК-48 он ежедневно вел дневник и вносил в него необходимые записи: параметры микроклимата объекта (температура, влажность), показатели межэлектродного сопротивления перед регистрацией электрофизиологических параметров; личные впечатления, оценку своего самочувствия, настроения (например: “…самочувствие хорошее. Настроение бодрое. Все идет нормально”), а также рационов питания (см. отрывки из его дневника) и пр. [50].

В вынужденном одиночестве он читал Пушкина, Маяковского, пользовался библиотекой, подаренной будущим космонавтам издательством “Молодая гвардия”. Увлеченно мастерил, напевая свою любимую “Я люблю тебя, жизнь” [33].

С утра физзарядка, велоэргометр, ходьба и бег на месте, проведение анализов, а также наблюдения и отчеты о температуре, давлении в сурдокамере, ведение рабочего дневника и многое другое. Дежурные на связь не выходили, хотя и смеялись над шутками неистощимого на выдумки обследуемого. Чтобы не скучать, Гагарин загрузил себя дополнительной работой с астронавигационными приборами.

Меню Гагарина состояло из содержимого туб с супами, копченой колбасы, плавленого сыра, хлеба [45].

ФАИНА КАЗЕЦКАЯ (повар):

Когда будущие космонавты сидели подолгу в барокамере (бывало, не одну неделю, практически без движения), то мы больше готовили овощных блюд. Морковные, капустные котлеты, омлеты [51].

Ю. ГАГАРИН, В. ЛЕБЕДЕВ (“Психология и космос”):

Во время опытов в сурдокамере космонавтам и испытателям давалась определенная программа деятельности, занимавшая 4 часа в сутки. В остальное время они были предоставлены самим себе. Но если первым космонавтам (Гагарину, Титову, Николаеву и Поповичу) разрешалось воспользоваться книгами, другие космонавты этого были лишены. В их распоряжении находились лишь набор цветных карандашей, бумага, деревянные чурбачки и нож [52].

Вдруг послышалась странная песня:

– Вот порвались шнурки…На Земле включили телевизор…Пора готовиться к записи…Сколько мне дали электродов…Один электрод с желтым шнурком…Другой электрод с зеленым шнурком…Третий с красным…

Голос у певца был такой, будто он пел в банку. А он продолжал:

– Скоро пора обе-е-дать…На первое суп-пюре…На второе плавленый сыр…На третье плавленая колбаса!

– Ну уж это ты врешь, – засмеялась лаборантка из отдела питания.

– Ночью мне приснились беляши… – продолжалось пение.

Мне было непонятно все это, и Федор Дмитриевич просто объяснил:

– Иссякли впечатления в камере. Вот он и ищет новых впечатлений. Поет, как казах, обо всем, что видит… [47].

ЮРИЙ ГАГАРИН:

Трудновато было порой в этой “одиночке”. Тем более что, входя в нее, не знали, сколько времени придется пробыть наедине с самим собой, со своими мыслями. Несколько часов? День и ночь? Несколько суток? [42].

– Юрий Гагарин в заточении любил поюморить, – вспоминает кандидат биологических наук Ирина Пономарева, работавшая когда-то лаборанткой в отделе отбора и подготовки Института авиационной и космической медицины. – Представляете? Вечер. И вдруг вместо кодового штатного сообщения Юра неожиданно четко докладывает: “Пройдено сорок миллионов километров! Приближаемся к планете Венера! Подготовить посадочную площадку! Лаборант, вы готовы?” В каком-то замешательстве я что-то ответила и тут же, спохватившись, отключила обратную связь, ругая себя за нарушение режима и условий эксперимента [53].

От Юрки отдает только спокойствием, но не больше. У него есть круг заученных стереотипных фраз, которыми он может ограничиться в разговоре, иногда он так и делает. На любую похвалу Юрка отвечает всегда одной фразой: “Как учили!” На вопрос: “Какую книжку или музыку тебе передать?” – тоже есть свой неизменный ответ: “Про любоф”. Сидя в камере, он часто повторял это слово, даже тогда, когда его никто ни о чем не спрашивал, просто замолкает музыка – и сейчас же из динамика слышится Юркин голос:

– Про любоф! Давай про любоф!

Как-нибудь подшучу над Юркой, спрошу у ребят: “Хотите, Юрка сейчас скажет одну фразу, а мы его и просить об этом не станем?.. Достаточно будет похвалить: «Юр, молодец ты какой… здорово сидел сутки!» – и вы услышите ответ: «Как учили!»” [14].

– Страшной силы, – применяя свое излюбленное выражение, пошутил Юрий Алексеевич [55].

У Юрия было очень подвижное лицо. Малейшие оттенки настроения отражались на нем, как у всякого горячего по натуре человека [4].

Ю. ГАГАРИН, В. ЛЕБЕДЕВ (“Психология и космос”):

Сильному, уравновешенному типу высшей нервной деятельности с хорошо сбалансированными и подвижными нервными процессами соответствует сангвиник… <…> к представителям этого типа отнесли и одного из авторов этой книги. Сангвиник, по характеристике Павлова, “горячий, очень продуктивный деятель, но лишь тогда, когда у него много есть интересного дела, то есть постоянное возбуждение”. Сангвиник подвижен, легко приспосабливается к изменяющимся условиям жизни; он быстро находит контакты с окружающими, а потому общителен, не чувствует скованности с новыми для него людьми. В коллективе сангвиник весел, жизнерадостен, с охотой берется за новое живое дело, способен сильно увлекаться. Чувства у него легко возникают и легко сменяются, поэтому он без труда может преодолеть гнетущее настроение, если оно возникает в опасных ситуациях; обычное же его состояние – оптимистическое. Большая подвижность нервных процессов сангвиника способствует гибкости ума сангвиника, она помогает ему легко переключать внимание и схватывать новое [52].

Кончились десятые сутки. В помещении, где находилась сурдокамера, собрались медики В. И. Яздовский, О. Г. Газенко, Н. Н. Гуровский, кинооператоры, журналисты. Открылась массивная дверь, и появился Гагарин… такой же, как всегда, здоровый, веселый, но только страшно соскучившийся по людям и живой человеческой